ТО Овертайм - Геннадий Хазанов: «После монреальской олимпиады я стал невыездным…»

Геннадий Хазанов: «После монреальской олимпиады я стал невыездным…» Версия для печати Отправить на e-mail
Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 
11.03.2008
Так получилось, что на протяжении четырех с лишним месяцев поймать Хазанова в Москве было предельно сложно. Случай выдался неожиданно. «Вечером я уезжаю в Ригу, - сказал артист по телефону. Или берите билет - поговорим в поезде, или... (судя по паузе, Хазанов взглянул на часы) приезжайте в театр прямо сейчас».
До театра я домчалась через 15 минут. Еще через пять входила в кабинет с заранее заготовленным (учитывая цейтнот хозяина) вопросом…
— Помните свои ощущения от первой встречи с большим спортом?
— Еще бы! - Улыбнулся Хазанов. И неожиданно продолжил - В 1958 году в Москву приехала канадская хоккейная команда «Келоуна Пекерс». Я после игры проскочил в их автобус, получил в подарок сломанную клюшку, маленькие шоколадки и какую-то зеленую коробочку. На ней, помню, было написано что-то не по-нашему. Вышел я из автобуса человеком, богаче которого нет на свете. Дома решил, что одну шоколадку можно съесть. Она оказалась какой-то мятной резиновой гадостью (что такое жвачка в те времена в Москве не знал никто). Но еще хуже были ментоловые лепешки из коробочки. Их, как потом выяснилось, хоккеисты клали в рот, чтобы не испытывать жажду во время игры. Есть такую лепешку было мучением. А выбросить было очень жалко. И я все-таки съел все до единой.
— Вы были спортивным ребенком?
— Наоборот, очень хилым и болезненным. И жутко хотел доказать, что я не такой слабый, как кажется. Поэтому очень много времени проводил на футбольной площадке. Знаете, несколько дней назад  накануне первого мая, вечером, я поехал на то место, где я когда-то играл в футбол. Я испытал странное ощущение: будто бы ничего не изменилось. Если убрать отремонтированные здания и закрыть деревья какими-нибудь старыми кирпичами, то сразу же на поле выйдут мои сверстники и мы будем играть. Потом я приду домой и мне влетит за то, что я опять не сделал уроки, которые были заданы в музыкальной школе...Как я ее ненавидел! И как мучался, когда, выйдя из дома, должен был повернуть налево, а площадка была направо. Довольно часто я менял направление. И сейчас, бывает, думаю, что если бы не то увлечение дворовым футболом, вряд ли я сумел выдержать такие нагрузки, когда стал артистом.
— Сейчас для поддержания формы вы чем-нибудь занимаетесь?
— Начинаю каждое утро с того, что провожу полчаса в массажном кресле. Более того, если вы повернете голову, то увидите такое кресло и здесь. Видимо, сказывается малообеспеченное детство — спал я всегда на раскладушке, питался не очень хорошо, вот и заработал остеохондроз, который постоянно дает себя знать.
— Говорят, вы на диете, нарушить не хочется?
— Очень хочется. Очень. И все время есть хочется. Но выхода другого у меня просто нет. Вес в сочетании с возрастом стали давать картину, которую необходимо было срочно корректировать. Физическими упражнениями я не занимаюсь. Не потому, что нет необходимости, а просто пока не очень получается. Я и без этого в позапрошлом году сделал усилие бешеное — бросил курить, хотя курил 36 лет.
— И сразу поправились?
— Так ведь я непрерывно нахожусь в провоцирующей обстановке. Ужас заключается в том, что популярность тянет за собой не только рост благосостояния, но и другой режим питания.
— Фуршеты, банкеты...
— Не только. У нас ведь совершенно неверное представление о том, что такое хорошая жизнь. У людей моего поколения было бедное детство, наверное поэтому черная икра кажется пределом мечтаний. Мы выросли в обществе с очень сильными ограничителями. Я хорошо помню, какой радостью была для меня одна из первых поездок за границу — на Олимпийские Игры в Монреаль, а сейчас с ужасом думаю о том, что через несколько дней нужно на полтора месяца лететь в Америку и там на протяжении сорока дней ежедневно перелетать из города в город. Возраст, наверное. Вообще я понял, что в жизни надо все время находить себе естественные стимуляторы. Это очень трудно. Наверное в нашем воспитании и образовании что-то просто крупно упущено. Мы не умеем отдыхать и находить радость в отдыхе.
— В отличие от иностранцев?
— Да. Ей-богу, они гораздо ближе к Богу. Хотя, наверное, об этом не задумываются. Они живут. Радуются утру, дню, вечеру, встречам, глазам собеседника...
— Что же мешает вам уехать из Москвы, скажем, на дачу, наслаждаться природой, морковку выращивать и радоваться жизни.
— А как? Какое я могу испытывать удовольствие, кроме как доставлять удовольствие другим людям? Если у меня это не получается, я не могу радоваться ничему другому.
— Сколько раз вы были на Олимпийских играх?
— После Игр в Монреале я десять лет был невыездным. Там двоюродный брат моей жены передал для своего отца, который жил в Пермской области, бритвенный прибор, пять пластинок еврейских песен и плащ для моей жены. Я привез все это, причем за плащ переслал отцу деньги. Потом брат позвонил по телефону из Монреаля, узнать, передал ли я подарки. Видимо, разговоры писались на пленку. И, как я узнал гораздо позже, на моем личном деле в КГБ поставили гриф: «Пособник международного сионизма». Я не мог никуда выехать, хотя меня хотели взять с собой пловцы — на чемпионат мира 1978 года в Западный Берлин.
Помню, тогдашний председатель Спорткомитета Сергей Павлов очень неловко себя чувствовал, встречаясь со мной. Сказать он ничего не мог: информация была секретной. Потом кто-то мне сказал: «Ты что-то взял у ихних евреев и передал нашим». Но я очень много работал на Играх в Москве, в 1988 году поехал на зимнюю Олимпиаду в Калгари и на летнюю — в Сеул. В Сеуле был смешной случай. Еще в 1980 я подружился с главным тренером мужской баскетбольной сборной Александром Гомельским. Он тогда пригласил меня выступить перед командой накануне финальной игры с югославами. Я приехал в деревню, а после выступления сказал Гомельскому: «Они не выиграют. Я чувствую это — у них мертвые глаза». Команда, действительно, проиграла.
А в Сеуле, несмотря на тот случай, Гомельский воспринимал меня, как талисман. На всех играх я сидел на скамейке. Но однажды (игра с Австралией) решил пойти на презентацию советской кухни. Минут за 20 до того, как матч должен был кончиться, меня что-то дернуло все-таки зайти в зал. Я взглянул на табло и похолодел: мы проигрывали восемь очков. В этот же момент меня заметил Гомельский и на весь дворец спорта не подбирая выражений закричал: «Я тебе ... где велел ... сидеть?..» Матч ребята выиграли. И Гомельский, остыв, подошел снова: «Я предупреждаю последний раз: чтобы ты сидел на скамейке каждую игру. Ты что думаешь — это шутки?»
Правда, я все-таки был вынужден уехать из Сеула раньше — на гастроли по стране. И уже в Донецке узнал, что баскетболисты стали олимпийскими чемпионами. Попытался заказать телефонный разговор, говорю телефонистке: «Мне Сеул». Она переспрашивает: «Какая область?» «Южнокорейская», — говорю. Она помолчала и выдает: «У нас нет связи с южнокорейской областью, потому что такой области в СССР нет».
Тогда я послал телеграмму, которую Гомельский, как ни странно, получил. Это была моя последняя Олимпиада. А потом закончился Советский Союз и ни в Альбервилль, ни в Барселону, ни в Лиллехаммер — никуда я не ездил.
— Не приглашали?
— Приглашали. Но я понял, что... Все! Пора уйти из большого спорта…
— За время вашего тесного общения со спортсменами встречались ситуации, которые хотелось бы использовать на сцене?
— Конечно. В 1976 году, кстати, мы — туристы — жили в школьном общежитии в комнате на 22 человека. Большинство из них, кстати, были довольно известными людьми. Игорь Ромишевский, Лев Лещенко, Женя Мартынов, Андрей Кокошин, Борис Лагутин... Лещенко спал рядом со мной возле классной доски. А у окна — Александр Медведь. Всю водку и закуску было велено сложить на подоконник, но подходить к нему без разрешения было нельзя. Медведь, кажется, приехал на Игры в качестве гостя, потом его каким-то образом привлекли к судейству и, помню, после первого дня соревнований он вернулся поздно — мы все его ждали и, естественно, стали расспрашивать, на что можем в борьбе рассчитывать. Он подумал и говорит: «Скорее всего, будет три золотых, четыре серебряных и две бронзовых». Я так удивился: «Откуда ты знаешь?» А он совершенно бесхитростно, искренне отвечает: «У нас на большее не хватит водки и икры»…
 


Добавить комментарий

У Вас недостаточно прав для добавления комментариев.
Вам необходимо зарегистрироваться на сайте.

< Пред.   След. >